Каждый из прошедших специальную военную операцию воспринимает её по-особому, хотя есть и во многом общая канва. Алексей Серединов из Ленинградской области, побывавший в командировках в Чечне ещё в девяностые годы, поделился своим рассказом и взглядом на нынешние события украинского кризиса.

— Алексей Евгеньевич, кто вы по профессии и каков ваш жизненный путь?

— Я водитель, за баранкой почти всю жизнь. Профессию унаследовал от деда. Не пошел в отца – офицера военно-морского флота. Наверное, наелся прелестями военного городка: рождённый в Ленинграде, жил на Крайнем Севере – в Мурманской области. Потомственный кубанский казак – родовой, как сейчас говорят. Как, собственно, и мой дедушка – настоящий фронтовой шофёр: за баранкой с 1938 года по 1985-й. Его казачья кровь в моих жилах течёт. Он и привил мне любовь к машинам, ко всему, что с этим связано. С малого я помогал ему с ремонтом. Поэтому вопрос с выбором профессии для меня не стоял – не тянуло больше никуда. Делал вид, что собираюсь куда-то поступать, для мамы, но для себя твёрдо решил: стану водителем и всё.

— В армии тоже были связаны с автотранспортом?

— Нет, служил в артиллерии и срочную службу закончил заместителем командира взвода, командиром самоходно-артиллерийской установки. Дослужился до старшего сержанта, но не до старшины. Служил я в 1991-1993 годах, а тогда с присвоением звания старшины было сложно – неохотно представляли. Служил два года, как положено, не бегал, не уворачивался, даже призван был на срочную в день своего рождения. То есть в тот же день меня и забрали. Служил в Уссурийске, на Дальнем Востоке.

— И вот вы вернулись из армии. На дворе – самый разгар девяностых.

— Я их почувствовал в полной мере. Остался после службы в Уссурийске. Там встретил свою первую супругу, остался в городе и пошёл в отряд милиции особого назначения, то есть в ОМОН. Где и прослужил пять лет до 1998 года. Были три чеченские командировки: 20 декабря 1995 года первый раз туда поехал. Службу проходили в Гудермесе. В Уссурийске активно боролись с криминалом. Каждый день были выходы и выезды. Мы в городе считались единственным спецподразделением такого уровня. Нас привлекали и по линии ФСБ, и по линии МВД. Где нужны были спецы и силовая грубая сила, там нас задействовали постоянно. Было даже так, что мы по городу в форме не ходили, только по «гражданке». У нас была специальная база, о которой мало кто знал. И вся форма, всё снаряжение хранилось там. Команда на сбор поступала на пейджеры. В 1998 году написал рапорт на увольнение, потому что не смог мириться с ситуацией, которая складывалась на тот момент в МВД. Вернулся в Питер. Прописался в Ленобласти. Попробовал себя в частной охране. Я ведь пять лет только и делал, что бегал с пистолетом да махал дубинкой. Отношение с оружием было для меня привычным, когда я собрался в свою первую поездку на СВО. А тут спокойная мирная жизнь – непонятно, что делать. Устроили меня в частную охрану: в основном было сопровождение с оружием грузов. Там проработал года три. Но в конечном итоге снова сел за руль. Я ведь и в ОМОНе числился милиционером-водителем, бойцом ОМОНа, и в частной охране водителем был. Это была дежурная группа быстрого реагирования, работали мы сутки через трое. Потом предложили «покататься», и где-то месяцев восемь колесил по стране с сопровождением. А потом и вовсе ушёл в водители, с тех пор так и шоферю. За исключением двух поездок за «ленту».

— Это уже с началом спецоперации?

— У меня такая история: как раз накануне госпереворота в Киеве – того самого майдана – я женился на девушке из Украины. Расписались мы 1 февраля. У неё вся родня там, и у меня много друзей, одноклассников, так как мы все дети офицеров флота, а военно-морские училища были по всей стране. И внутри новой моей семьи мы на тот момент решили – я с женой договорился, а она со своими родителями, что темы «москали-хохлы» мы не касаемся. Только со временем это всё равно вылилось в некое противостояние с тамошней родней. Жена получила российское гражданство, но мысли уйти «туда» не возникало, даже на момент объявления спецоперации, хотя позывы уже были. После подготовки в ОМОНе и чеченских командировок я прекрасно понимал, что это такое. Но со временем всё больше и больше моих друзей-казаков отправлялись на СВО и не возвращались. Моя казачья кровь, видать, своё взяла, оставаться дома уже я не мог. Стал искать выходы, а тут «Художник» ушёл и позвал в казачье формирование «Енисей». «Художник» – позывной бойца спецоперации Сергея Носова.

— С «Художником» вы вместе работали?

— Нет. У нас есть спортивное направление – федерация рубки шашкой. В этой организации мы с ним и познакомились, давно друг друга знаем: и как спортсмены, и как товарищи. Да, много моих друзей отправились туда. Мой дед всю войну прошёл, с первого её дня. В военном билете у него записано, что он участвовал в Великой Отечественной войне с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Отец двадцать лет служил офицером-подводником. Наверное, мне ещё и перед ними стало стыдно. Я играю в игрушки, когда в стране уже такое пошло. Слова, что «это ведь не пришло ко мне в дом», меня не успокаивали. Оно уже пришло ко мне в дом, и хуже будет, когда они придут сюда, чем, когда я приду туда. Но жене я не открылся. Сказал, что повезу гуманитарный груз в Донецк, а сам заключил первый контракт. Потом, когда уже оказался за «лентой», конечно, пришлось сообщить.

В Часов Яр мы заходили 25 ноября 2023 года. Наш пункт временной дислокации располагался тогда в Соледаре. Потом была Херсонская область – официально. А неофициально – Николаевская область. Мы там даже за интернет платили в гривнах. Во время второго контракта заходили уже через Новочеркасск. 25 июня 2024 года закончился контракт, а 25 декабря того же года я уволился. Уже в начале 2025 года был дома.

— Что особенно врезалось в память из тех дней?

— Яркий след в памяти оставил первый выход на боевое задание. Это было 25 ноября 2023 года. К нам как раз в этот день приехала группа «СССР» с концертом, который начался в восемь часов вечера. И в ходе выступления я обратил внимание на то, что комбат начал бегать, суетиться. Сначала он убежал с мероприятия, за ним – замполит. Я понял: что-то происходит. И пошла движуха – нас собрали, разбили на штурмовые группы. Я на тот момент был заместителем командира миномётной батареи. Собрал свою группу, погрузились в «Урал» и уехали в неизвестность. Это, наверное, было, действительно, самое яркое событие. Потом уже второй выезд, третий – было проще. В память врезались и первые прилёты, когда работают фосфором. Такой «накат» мы встретили на Кинбурнской косе. Всё, что могло летать, всё летело в нашу сторону. Ещё один момент. Во второй командировке я был связистом своей третьей роты. А так как жить там было негде, у всех практически были блиндажи. И у меня был такой полублиндаж небольшой глубины, где-то с полметра.

Всё это ветками замаскировано, песком обложено. Заступил на дежурство. И так получилось, что задержался. Часа на два, наверное, может, на три. Сменился. И сидел, своими мелкими вещами занимался. Катушку мотал новую, провода таскал. Ну всё, думаю, ладно, пойду посплю. Прихожу, а моя «хатка», в который я жил и где в это время должен был спать, дымится. Прямое попадание мины. И вот если бы я в тот момент отдыхал, от меня даже жетона бы не осталось, потому что там просто одна воронка. Какая-то у меня военная фортуна, видимо, есть. Вспоминается ещё один случай: под обстрелом были, c товарищем залегли практически под одним деревом. Прилёт. Я встал, у меня даже волосы не зацепило, а у него осколочное ранение руки, хотя лежали буквально рядышком. Такое бывало, что куда-то идёшь, только прошёл или наоборот, только собираешься туда идти, и прилетело как раз в то место, где ты должен был проходить. Ещё в памяти осталось – на Кинбурнской косе против нас украинцы практически не воевали. Мы потом собирали шевроны только чешские и британские. Я так понял, это были спецназовцы SAS.

И «упакованы» они были отлично. Тепловизоры, инфракрасные прицелы и всё прочее. Но они не ожидали, что встретят их таким огнем. И это при том, что у нас тяжёлого вооружения не было, только стрелковое. Максимум, что у нас было – АГС и пулемёт «Утёс».

Но, в общем, тогда мы хорошо им вломили. Больше таких больших попыток не было, только заходы мелких диверсионно-разведывательных групп.

— И вот вы вновь вернулись к мирной жизни.

— Желание снова пойти на СВО сохраняется, но останавливает моё физическое состояние. Что я буду, скорее, обузой. Пообщался с ребятами и решили, что мне  лучше дома сидеть. Последствия всё равно присутствуют. Где-то реагируешь на какие-то звуки, где-то просто смотришь по привычке на небо и слушаешь его. Бывает такое, что, если какой-то непривычный звук, сразу прячешься, опять же по привычке. Ищешь место какое-то укромное, укрытие. Сейчас привыкаю к мирной жизни, уже полгода. Реагирую уже меньше, но жена говорит, что никуда это не денется. Может, было бы по-другому, будь я моложе, как во время чеченской кампании. В афганскую и чеченскую у нас были ветераны примерно одного возраста. А сейчас со мной служили и двадцатилетние парни, и семидесятилетние дядьки.

Беседовал С. Васильев.

Фото автора.